Константин ИВАНОВИЧ Рудаков (1891-1949)

Живопись, графика

Константин Рудаков – одно из важнейших имен в русской книжной иллюстрации первой половины ХХ века. В общей сложности он оформил 85 произведений русской и западноевропейской (особенно французской) классической прозы, снискав любовь читателей и зрителей и уважение взыскательной критики. Ученик знаменитого П.П. Чистякова (наставника многих великих от Репина до Врубеля) и Д.Н. Кардовского, он избрал путь художника-традиционалиста; его искусство вызревало в русле академических, классических положений. В начале 1920-х годов, когда Петроград стал ареной сражений за радикальное переустройство художественной жизни, Рудаков, находясь в стороне, совершенствовал свой рисунок, добиваясь все большего профессионализма.

Во второй половине 1920-х задача овладения мастерством становилась актуальной: требовались художники-репортеры, наблюдатели темных сторон отживающего прошлого, умело вскрывающие язвы и пороки эпохи. В сатирических журналах «Бегемот» и «Смехач», где Рудаков работал в 1924–1930 годах, отдельные «язвы» были изображены им с особенным мастерством. В конце 1920-х появляется знаменитая серия «НЭП», герои которой пополнили галерею персонажей, созданных талантом его коллег, ярких художников-сатириков – Лебедева, Козлинского, Бродаты, Успенского.

Период НЭПа, чрезвычайно богатый на типажи и сюжеты, закончился так же внезапно, как и начался. После 1932 года (года запрета в стране художественных групп и объединений) художники оказались перед сложным выбором самоопределения. К счастью для Рудакова, этот выбор не стал для него болезненным. В своем творчестве он всегда тяготел к «литературности», отождествляя своих героев (по большей части – героинь) с персонажами европейского искусства XIX века, не столько пассивно «тоскуя» по утраченному прошлому, сколько эффектно демонстрируя свои исторические предпочтения. Это не возбранялось, хотя критики порой обращали внимание на то, что советские колхозницы Рудакова более напоминают французских пейзанок (М. Доброклонский, 1935).

В своей привязанности к героям Парижской коммуны и Третьей республики Рудаков оказался в уникальном положении: ему не требовалось проходить обряд «очищения», спешно изготавливая портреты вождей, или доказывать лояльность партии социально-идеологическими памфлетами. В сознании зрителей он устойчиво оставался бытописателем «прогнившего» буржуазного мира, и только. Это доказывает, что не всё в творческой жизни страны в эпоху Сталина определялось примитивной дилеммой: кто не с нами, тот против нас. Не всегда художник мог предугадать, куда качнется чаша весов его судьбы. Жизнь хранила много тайн и необъяснимых следствий.

В своем творчестве Рудаков отталкивался от достижений французской школы сатирического рисунка (Домье, Гаварни, Гранвиль), вдохновлялся характерами и образами гениев импрессионизма (Э. Мане, О. Ренуар, Э. Дега, А. де Тулуз-Лотрек). Герои и сюжеты, воплощенные им в искусстве, становились частью особого, узнаваемого мира. Его произведения обладали (и до сих пор обладают) редким качеством – даже при самом беглом взгляде всегда узнается рука Рудакова, его высочайшей культуры рисунок, неподражаемый «рудаковский» юмор.

Наша выставка составлена на материале из нескольких частных коллекций, но прежде всего собрания ближайшего друга Рудакова – ленинградского историка искусства П.Е. Корнилова. Много лет своей жизни Петр Евгеньевич посвятил популяризации творчества Рудакова: он автор текстов об искусстве художника, организатор ряда выставок. В собрании Корнилова, отличающемся высоким качеством произведений, монографическая подборка работ Рудакова на сегодняшний день – одна из лучших.

К выставке издана монография о жизни и творчестве Константина Ивановича, впервые дающая развернутое представление о малоизвестной части его искусства – сатирической графике и работах раннего периода. Им отдано предпочтение, поскольку книжная графика Рудакова по предыдущим публикациям более известна. Большинство работ из собраний Государственного Русского музея, Ярославского художественного музея и Чувашского государственного художественного музея, а также из частных собраний Москвы и Петербурга в нашей книге публикуется впервые.