Долгие годы забвения не стерли из памяти имя Веры Ермолаевой, оно вновь приковывает к себе внимание, волнует и радует. Фигурой умолчания Вера Михайловна оказалась в период сталинских репрессий 1930-х, когда она была казнена в печально известном Карлаге за несуществующие преступления. С тех пор и вплоть до 2000-х годов отсутствие полноценных выставок и серьезных публикаций о ее жизни и творчестве объяснялось фрагментарностью ее художественного наследия, чудом сохранившегося у преданных ей учеников. Но сегодня даже и в таком усеченном формате искусство Ермолаевой вызывает огромный интерес как пример своеобразия и уникальности избранного пути.

Роль ВЕ во многих институциональных и персонально-творческих инициативах исторически подтверждается даже не столько доброжелательными отзывами современников (вспоминаются слова Марка Шагала – «Витебская Джоконда»), сколько самой эволюцией развития идей европейского модернизма, частью которого творчество Ермолаевой являлось: от ранних преддадаистских репрезентаций (группа «Безкровное убийство») до опытов метафизической изобразительности («живописно-пластический реализм»). Всего лишь 20 лет творческой активности позволили ВЕ оказаться вовлеченной в наиболее резонансные арт-события века, включая руководство витебским оплотом супрематистов — школой УНОВИС, работу
в петроградском ультрарадикальном Гинхуке, участие в артели «Сегодня» по печати «книг художника» с авторскими гравюрами и текстами молодых поэтов.

Ермолаева одной из первых заявляла о важности кураторских проектов, устраивая у себя «квартирные» показы картин талантливых лидеров из молодежи (единственная в истории выставка Михаила Ле-Дантю); пополняла коллекции нарождавшихся госмузеев образцами народного декоративно-прикладного искусства (торговых уличных вывесок – корневых знаков модного тогда неопримитивизма); читала публичные лекции по вопросам актуальных новейших течений (о кубизме,
о сезаннизме). Такой синтетический образ сеятеля культуры, включающий в себя
не только собственное творчество, но и сопутствующий ему широкий спектр художнического акционизма, являлся, по сути, формой жизнестроительства в самом широком смысле.

Яркая страница жизни Ермолаевой — ее работа в детской книге. Первые детские периодики в стране выходили с иллюстрациями и текстами Веры Михайловны (журналы «Воробей», «Новый Робинзон»). Чуть позже в ленинградском Детгизе Ермолаева выступала оригинальным визуальным интерпретатором обэриутской детской поэтики (книжки с текстами Хармса, Заболоцкого, Введенского, Липавского). Ермолаевский стиль рисования заметно отличался от утвердившегося лебедевско-лапшинского канона, чем обогатил сам язык современного иллюстрирования.

Одной из последних затей Ермолаевой, попытка сатирического осмысления текущей политической повестки (на базе текста басни Гете «Рейнеке-Лис»), оказалась роковой. Власти усмотрели в ее шаржированных рисунках угрозу существующему режиму и подвергли художника жестоким репрессиям.

Память не регулируется директивно. Ее невозможно включить или выключить
по указке сверху. Пример Веры Ермолаевой только подтверждает эту древнюю формулу. Невозможно забыть о ее вкладе в искусство ХХ века. А художническое кредо Ермолаевой – дойти до самой сути, смело противостоять догматам – актуально как никогда. Ермолаевское свободомыслие необычайно современно и поучительно,
и в этом главный урок прошлого – и настоящему, и будущему.

На выставке представлены живопись, станковая и книжная графика, сами книги и уникальная промграфика художницы.